Вечеринка в саду [сборник litres] - Кэтрин Мэнсфилд
– Мы приехали с мамой в омнибусе, – сказали мальчики, – и планируем провести с вами весь день. Мы привезли целую кучу наших имбирных пряников для тети Линды. Их испекла наша Минни. Они все обсыпаны орехами.
– Я помогал чистить миндаль, – заявил Пип. – Достаешь орехи рукой из кипятка, слегка сжимаешь, и ядра вылетают из кожицы, некоторые – до самого потолка. Правда, Рэгс?
Рэгс кивнул.
– Когда у нас пекут торты, – сказал Пип, – Рэгс и я всегда остаемся на кухне, я держу миску, а он – ложку и взбивалку для яиц. Бисквитный торт – самый вкусный. Он получается такой воздушный.
Пип сбежал по ступенькам веранды на лужайку, наклонился вперед, оттолкнулся от травы ладонями и почти что встал на голову.
– Этот газон весь в кочках, – заметил он. – Для стойки на голове необходимо ровное место. У нас я могу обойти араукарию на голове. Правда, Рэгс?
– Почти, – едва слышно ответил Рэгс.
– Встань на голову на нашей веранде. Там довольно ровно, – посоветовала Кези.
– Какая умная нашлась! Для этого нужно что-нибудь мягкое. Потому что, если резко дернуться и упасть, в шее может щелкнуть, и она сломается. Папа меня предупреждал.
– Давайте уже во что-нибудь поиграем, – предложила Кези.
– Отлично, – быстро заговорила Изабелла, – давайте играть в больницу. Я буду медсестрой, Пип – доктором, а ты, Лотти и Рэгс – пациентами.
Лотти не хотелось играть в эту игру, потому что в последний раз Пип засунул ей что-то в горло и это было ужасно больно.
– Пф-ф, – выдохнул Пип. – Это был всего лишь сок мандариновой кожуры.
– Давайте поиграем в семью, – сказала Изабелла. – Пип может быть отцом, а вы все будете нашими дорогими детьми.
– Терпеть не могу эту игру, – сказала Кези. – Ты вечно заставляешь нас ходить в церковь за руку и, сразу как придем домой, ложиться спать.
Внезапно Пип достал из кармана грязный носовой платок.
– Снукер! Сюда, сэр, – позвал он. Пес, предчувствуя неладное, попытался улизнуть с поджатым хвостом, но Пип, прыгнув на него сверху, зажал его голову между коленями.
– Держи покрепче, Рэгс, – приказал он и завязал платок вокруг головы Снукера смешным узлом на макушке.
– Это еще для чего? – спросила Лотти.
– Для того, чтобы уши стояли торчком, понятно? – сказал Пип. – У всех бойцовых собак такие. Но у Снукера они слишком мягкие.
– Я знаю, – сказала Кези. – Они все время выворачиваются наизнанку. Ненавижу это.
Снукер лег, сделал слабую попытку стащить платок лапой, но, поняв, что это невозможно, с жалобным видом поплелся за детьми.
IX
По тропинке размашистой походкой шел Пэт; в руке он держал маленький топор, подмигивавший на солнце.
– Пойдемте со мной, – предложил он детям, – покажу вам, как король Ирландии рубит голову утке.
Дети отпрянули: они не поверили ему, к тому же мальчики Траут еще ни разу не видели Пэта.
– Ну же, – уговаривал он, улыбаясь и протягивая Кези руку.
– Настоящая утка? Которая пасется на лугу?
– Да, – ответил Пэт. Кези вложила свою руку в его сухую жесткую ладонь, и он спрятал топорик за пояс, а потом протянул другую руку Рэгсу. Пэт обожал маленьких детей.
– Мне лучше держать голову Снукера, если будет кровь, – сказал Пип, – потому что он ужасно дичает от вида крови. – Мальчишка побежал вперед, таща Снукера за платок.
– Думаешь, нам можно с ним идти? – прошептала Изабелла. – Мы ведь не спросили разрешения!
В нижней части фруктового сада была сделана калитка в плетеной ограде. Дорожка за ней вела к мостику, перекинутому через ручей, и, пройдя по нему на другой берег, вы оказывались на пастбище, где раньше была небольшая конюшня, а теперь ее место занял птичник. Курицы разбредались далеко по лугу, вплоть до свалки в ложбине, а вот утки держались поближе к ручью под мостом.
Над водой нависали высокие ежевичные кусты с алыми листьями, желтыми цветами и гроздьями ягод. Ручей кое-где был широким и мелким, но в других местах превращался в глубокий водоем с пеной по краям и трепещущими пузырьками. Именно в таком устроились крупные белые утки – прожорливые, они плавали в поисках корма вдоль заросших берегов.
Они сновали туда-сюда, раздувая свои лоснящиеся грудки, а рядом с ними ныряли другие, с такими же грудками и желтыми клювами.
– А вот и наш маленький ирландский флот! – сказал Пэт. – Гляньте на старого адмирала! Тот, что с зеленой шеей и флагштоком на хвосте.
Он вытащил из кармана горсть зерна и не спеша направился к птичнику, надвинув на глаза соломенную шляпу с продавленной тульей.
– Ути-ути-ути! – позвал он.
– Кря. Кря-кря-кря! – отвечали утки, направляясь к суше, хлопая крыльями и карабкаясь вверх по берегу. Они поковыляли за ним длинной вереницей, а Пэт подманивал их, делая вид, что бросает зерно, тряс его в руках, пока утки не окружили его белым кольцом.
Заслышав издалека гомон, куры тоже побежали через все пастбище, вытягивая шеи, расправляя крылья, уморительно подворачивая лапы и переругиваясь на ходу.
Пэт рассыпал зерно, и прожорливые утки начали жадно клевать угощение. Тут он быстро наклонился, схватил двух, зажал под мышками и поспешил к детям. Беспокойные утиные головы и круглые глаза испугали детей – всех, кроме Пипа.
– Да ладно вам, глупыши, – крикнул он, – они не кусаются! У них нет зубов. У них только две маленькие дырочки в клювах, через которые они дышат.
– Подержишь, пока я разберусь с другой? – попросил Пэт. Пип тут же выпустил из рук Снукера.
– Я? Давайте. Я ее не боюсь.
Он чуть не зарыдал от счастья, когда Пэт вручил ему белоснежный комок.
Возле двери в птичник стояла старая колода. Пэт схватил утку за ноги, уложил на колоду и махом опустил маленький топор – голова утки тут же отлетела в сторону. Кровь хлынула на белые перья и на его руки.
Детей кровь не напугала. Они столпились вокруг и стали кричать. Даже Изабелла, вскочив, завопила: «Кровь! Кровь!» Пип позабыл о своей утке, отшвырнул ее в сторону и закричал: «Я видел! Я видел!» – и запрыгал вокруг чурбана.
Рэгс, бледный как бумага, подбежал к маленькой головке и протянул палец, словно желая прикоснуться к ней, потом отпрянул и снова протянул палец. Он дрожал всем телом.
Даже Лотти, маленькая пугливая Лотти, залилась смехом, указывая на утку и завопила:
– Смотри, Кези, смотри!
– Глядите! – крикнул Пэт. Он положил утиную тушку на траву, и она, покачиваясь, заковыляла в сторону. Из того места, где была голова, лилась длинная струйка крови, но тело без единого звука стало удаляться по направлению к крутому берегу ручья… Это было великое чудо.
– Вы это видели? Вы это видели? – кричал Пип. Он бежал рядом с девочками, дергая их за передники.
– Это похоже на двигатель. Смешной крошечный двигатель паровоза! – провизжала Изабелла.
Но Кези вдруг бросилась к Пэту, обхватила его ноги и изо всех сил стала биться головой о его колени.
– Прикрепите голову назад! Прикрепите голову! – кричала она.
Когда он нагнулся, чтобы поднять ее, она не послушалась, но, вцепившись в него изо всех сил, по-прежнему всхлипывала: «Прикрепите голову! Прикрепите голову!», пока это не слилось в нечто напоминающее громкую странную икоту.
– Все. Она свалилась. Умерла, – сказал Пип.
Пэт взял Кези на руки. Ее шляпка съехала назад, но девочка не позволила взглянуть ей в лицо: она уткнулась ему в плечо и обхватила руками его шею.
Дети прекратили кричать так же неожиданно, как начали. Они собрались вокруг мертвой утки. Рэгса больше не пугал вид отрубленной головы. Наклонившись, он погладил ее.
– Не думаю, что голова полностью мертва… – сказал он. – Думаете, она оживет, если я дам ей попить?
Пип вышел из себя:
– Еще чего! Какой же ты сопляк! – Он свистом подозвал Снукера и удалился.
Едва Изабелла приблизилась к Лотти, как та вдруг взбунтовалась:
– Почему ты меня вечно трогаешь, Изабелла?
– Ну вот и хорошо, – сказал Пэт Кези. – Умница.
Она прикоснулась к его ушам и что-то почувствовала. Медленно подняла дрожащее
